Вы играли в "Тетрис"? Тогда вам наверняка будет интересно сыграть в него онлайн. Если же вы совсем ничего не знаете об этой игре, то он для вас будет настоящим открытием века!
Посвящается всем мамам, воспитывающим "других" детей
Когда я в первый раз увидела его - мне стало страшно.
Понимаете, в училище мне довелось проходить практику, ведя уроки музыки в классе коррекции, и я хорошо представляла себе, как могут выглядеть люди с органическими поражениями головного мозга. И уж менее всего я ожидала увидеть такого человека в абонементном зале библиотеки Гнесинской академии. Стоявшая рядом со мной приятельница, ныне украшающая своей блестящей колоратурой Венскую Оперу, а тогда бывшая студенткой-третьекурсницей, на мой немой вопрос охотно пояснила: - Оооо, это новое приобретение Зары Долухановой. Осчастливили ее таким вот подарочком. То ли бас, то ли баритон - не знаю точно, но что-то типа того. Идиот, как видишь. Нет, у нее, конечно, давно уже не класс, а богадельня, но чтобы такая клиника… Он и вправду выглядел ужасающе. Огромный, неопрятный, неуклюжий, с бессмысленно приоткрытым ртом, из уголка которого тонкой струйкой стекала слюна… - Слушай, а как же он поступил-то? Он вообще соображает хоть что-нибудь? - Ой, а я не знаю даже. Ну вот поступил же как-то…
Да, дивна дела Твоя, Господи. Дивна дела Твоя … Я смотрела, как парень, страшно заикаясь и брызгая слюной, пытался что-то объяснить брезгливо отодвигающейся от него библиотекарше, и думала - ведь вырастил же кто-то такое чудо, через адовы муки прошел, выучил в школе, и даже до Гнесинки дотащил… Интересно было бы послушать, как же оно поет, это чудо. Дивна дела Твоя... Спустя месяца полтора после описываемых событий моя подружка Алёнка, страдавшая у себя в гос.хоре от отсутствия компании, уговорила меня прослушаться у Кожевникова, и я, к моему полному недоумению, сразу была зачислена в штат. И в первый же мой рабочий день в дверях хормейстерской я нос к носу столкнулась с тем самым парнем из библиотеки. От неожиданности я выронила нотную папку, листочки разлетелись по коридору, и, ползая за ними по пыльному полу, я тихонечко спросила у пришедшей мне на помощь Алёнки: - Алён, а кто это был? - Это? Это Мишенька. Он у нас видишь, какой… человек дождя. Ты не бойся его, он не опасный. А если начнет приставать, скажи, что у тебя уже есть жених, и Мишенька отстанет. В тот раз мне так и не довелось услышать, как поет Мишенька. В хоре он сидел довольно далеко от меня, а петь по одному никого из басов в тот день не просили. А на следующий день Мишенька заболел, и пару недель его не было. Пришел он только на генеральную репетицию концерта, посвященного сорокалетию нашего хора, прямо в Большой зал Консерватории. Я в том концерте по причине своей абсолютной "зелености" не участвовала, и вместо сцены отправилась в зал, рассчитывая с кайфом просидеть всю репетицию, тихонечко почитывая детективчик. И поэтому совершенно не обрадовалась, когда на соседнее кресло тяжело опустилась наша стокилограммовая гранддама Нелли Михайловна (громоподобное меццо, заслуженная артистка РСФСР, председатель худсовета, концертмейстер партии вторых альтов… в общем - тушите свет). Мало того, что детективчик мой накрылся медным тазом, так, к тому же, теперь придется всю репетицию с умным видом пялиться в ноты и изо всех сил изображать из себя передовика производства - ибо гранддама эта имела в коллективе большие полномочия и славилась весьма крутым нравом.
Первые минут 10 мы сидели молча. Потом Нелли Михайловна углядела у меня в папке потертую фотографию Швабры, которой я пользовалась вместо закладки, и поинтересовалась: - Твоя собака? Выяснив, что я такая же заядлая собакокошатница, как и она, Нелли Михайловна тут же оставила свою высокомерно-пренебрежительную мину и увлеченно принялась расспрашивать меня о моих животных. Когда мои питомцы закончились, мы перешли на ее кошечек и собачек. Когда и они закончились, мы переключились на наших сотрудников. Обсудив женскую половину коллектива, мы перешли на мужиков, и, разумеется, все про всех знавшая Нелли Михайловна рассказала мне кое-что и о Мишеньке.
Мишенька был единственным и очень поздним ребенком у своей матери - школьной учительницы музыки. Мишенькин папа - солист одного Прославленного Хорового Коллектива, красавец и большой умница - развелся с женой спустя несколько лет после Мишенькиного появления на свет, ибо иметь в доме умственно неполноценного ребенка оказалось выше его сил. В отличие от папы, Мишенькина мама стоически перенесла и болезнь сына, и развод, и переезд в грязноватую коммуналку, и добросовестную помощь мужа, заключавшуюся в небольших алиментах, и визитах "поиграть с ребенком" пару раз в месяц (до "погулять с ребенком" Мишенькин папа обычно не снисходил).
О том, как живется в нашем государстве инвалидам, вы хорошо знаете и без меня. Одному Богу известно, как бы Мишенькина мама со всем этим справилась, если бы не добросердечный директор школы, где она работала, разрешивший вместо садика, куда ей так и не удалось пристроить своего "другого" ребенка, потихонечку брать его с собой на работу. Так Мишенька и рос - под последней партой в кабинете музыки. В первый - самый обычный, нормальный, не коррекционный класс этой же школы - он тоже пошел с благословения директора. Единственным предметом, с которым он справлялся самостоятельно, разумеется, была мамина музыка, все же остальные учителя на добровольных началах занимались с Мишенькой после уроков, с грехом пополам доучили его до восьмого класса, и добрый директор вручил ему аттестат об окончании восьмилетки под дружное рыдание сердобольного коллектива.
К тому времени над Мишенькиной мамой дамокловым мечом завис вопрос - что делать ее ребенку дальше, после того, как он выйдет из таких дружелюбных к нему школьных стен? И надо же было такому случиться - к шестнадцати годам Мишенька запел. После окончания подростковой мутации он оказался обладателем красивого баритона - возможно, папины гены взяли свое, а, может быть, природа решила таким образом компенсировать его умственную отсталость, кто знает? Однако, несмотря на удивительную глубину и мощь его голоса, ни в одно из московских музыкальных училищ его не приняли, и он стал петь в храме и потихонечку учиться в каком-то из областных училищ. По окончании училища мама отвела его в Гнесинку к Долухановой - и старенькая Зара Александровна, очарованная его абсолютной детскостью и совершенно сформировавшимся к тому времени голосом, протащила Мишеньку через мясорубку приемной комиссии и взяла к себе в класс на вечернее отделение.
Правда, вскоре оказалось, что Мишеньку совершенно ничему невозможно научить - да это было ему, в сущности, и не нужно. Мишенька пел, как поют птицы - самозабвенно, выразительно и удивительно правильно, так, что ни отнять, ни прибавить. Мишенькин папа, в полной мере оценивший талант своего неудавшегося ребенка, организовал ему прослушивание в своем Прославленном Хоровом Коллективе. Мишеньку приняли, и он даже проработал там пару недель, пока к худруку не пришла делегация от коллектива, в ультимативной форме потребовавшего убрать из их рядов "этого урода". Нелли Михайловна рассказала мне, что потом, когда Мишеньку взял на работу Кожевников, и стал потихонечку доверять ему сольные партии, работники Прославленного Хорового Коллектива несколько раз подходили к ней на сборных концертах и интересовались: - А это, правда, что у вашего Кожевникова этот дурачок соло поет? И как ему, Кожевникову-то, не стыдно урода на сцену выводить и перед хором ставить?…
- Вот так-то, моя милая. Такие дела, - довольная достигнутым эффектом, Нелли Михайловна откинулась на спинку кресла. Я подавленно молчала. История Мишенькиной жизни, легко уместившаяся в коротенький десятиминутный рассказ, решительно отказывалась умещаться у меня в голове. Я сидела, вспоминала своих ребятишек из класса коррекции - ласковых маленьких даунят, инопланетян-аутистов, детишек с ММД и олигофренией - и не могла даже приблизительно представить, сколько же терпения, сил, тепла и любви понадобилось Мишенькиной маме для того, чтобы ее ребенок не оказался в итоге в интернате для умственно отсталых, а стоял сейчас на сцене Большого Зала Консерватории… Однако репетиция шла своим чередом, после "Достойно есть" Архангельского объявили "Сугубую Ектенью" Гречанинова, и Нелли Михайловна толкнула меня в бок - с хоровых станков, с самого верхнего четвертого ряда, начал неуклюже спускаться Мишенька. Читать дальше >>
Хоккей — суровая игра, и никаких скидок не делает даже на инвалидность, утверждает 28-летний хоккеист-инвалид из Тынды Александр АРЕФЬЕВ — единственный дальневосточник, выступающий за сборную России по вертикальному хоккею (на протезах).
В ушедшем году с очередного чемпионата Европы сборная вернулась с серебром.
Взлёт от трагедии
В спорт дорога привела от трагедии: 9-летний Саша попал под поезд. Одну ногу потерял по колено, на второй осталось четверть стопы. Родители Александра моментально и безоговорочно настояли, чтобы сын занялся спортом. Уже в 10 лет Арефьев встал на коньки, через год стал членом городской хоккейной команды «Смена». Причём поначалу партнёры по команде даже не догадывались, что у Арефьева с ногами: он играл на равных со здоровыми ребятами.
— Пять лет назад по телевизору я увидел передачу про вертикальный хоккей (кстати, почему он называется вертикальным, я до сих пор не знаю), — рассказывает Александр. — «Загорелся» и поехал в Петербург — там база сборов. И уже через четыре дня мне сказали, что я подхожу. Говорят, увольняйся (а я тогда работал тренером в детской спортивной школе) — будешь в составе сборной. Игроки были из Челябинска, Москвы, Петербурга, Клина и Тынды. И у каждого своя трагедия: Афган или бытовые травмы.
Меньше чем через год уже состоялась первая игра в составе сборной — чемпионат мира в Инсбруке (Вена). Россия стала второй из восьми команд. С той поры Арефьев шесть раз участвовал в чемпионатах Европы и мира (в каждом чемпионате по шесть-семь игр).
— Самая запоминающаяся игра — финал первого чемпионата с канадцами, — вспоминает Александр Арефьев. — Мы, увы, им уступили, зато было очень интересно играть. Помню, как нас настраивал тренер: «Здесь нет инвалидов, есть люди, которые защищают цвета своего флага».
Победить Канаду
Готовиться к каждой игре инвалидам ещё тяжелее, чем так называемым полноценным людям. Во-первых, нужно преодолевать физический изъян, во-вторых, хоккей — суровая игра, и никаких скидок на инвалидность не делает. За два месяца до игры по две тренировки в день. «Страшная усталость, порой нервные срывы, желание бросить к чёрту эту игру — через всё это надо пройти», — говорит Александр Арефьев. Кроме того, какой хоккей без драки — как всех «нормальных» хоккеистов, инвалидов учат силовой борьбе (без битв обходятся только Эстония и Израиль). С теми же канадцами приходилось бороться и на кулаках.
В Тынде Арефьев — просто герой, в первую очередь, у спортсменов. Тем не менее, у Александра есть традиция: на очередной чемпионат «уезжать тихо, а возвращаться — громко». Сейчас на отдыхе Александр лелеет две мечты: победить Канаду на чемпионате мира в мае 2010 года, и чтобы его будущие дети играли только в хоккей.
«Она постучала в мой дом своим разноцветным крылом. Та птица, что мне подарила любви золотой медальон...»
Вот такие красивые строки пишет Регина АХМЕТШИНА. Девочка, которая ничего не видит с рождения. В этом году Регина получила аттестат о среднем образовании. Поразила видавших виды педагогов желанием сдавать экзамены «как все» - в форме ЕГЭ. И сдала! Для нее в Министерстве образования и науки РФ заказывались специальные КИМы - контрольно-измерительные материалы.
А потом она отлично справилась с творческим заданием, которое требовалось выполнить на специальность «журналистика». И стала первокурсницей филологического факультета Пермского государственного университета. - Надо пытаться что-то делать, даже если все кажется очень сложным, - говорит Регина.
Она может так утверждать. Они с мамой знают это не понаслышке!..
Ника Турбина (1974-2002 г.г.) - молодое дарование, которая уже к восьми годам была автором нескольких поэтических сборников. Ее поэзия никоим образом не была связана с детством - наоборот, она была «слишком взрослой».
Она с детства страдала бронхиальной астмой тяжелой формы. Не многие знают, что приступы удушья способны вызвать у маленького ребенка просто-напросто страх ночного сна, страх засыпания. Ника не спала ночами, до двенадцати лет, и чтобы как-то справиться с длинными пустотами ночи, рифмовала строчки, сначала бессознательно, пугаясь, а потом уже и не освобождаясь от ритмичного, властного хоровода. Это была не ее блажь, и пожалуй, даже - не сумасшествие, как теперь считают некоторые, а всего лишь некая форма защиты от страха смерти и боли.
Она не умела писать сама, просила записывать маму. Та аккуратно заносила все в тетрадь.
Мама Ники обратились к Евгению Евтушенко, приехавшему в Ялту. Евтушенко нахмурился, перевернул со вздохом первую страницу, потом десятую и уже на завтра Ника проснулась знаменитой. Скоро в Советском Союзе трудно было найти человека, который не знал бы ее имени! О ней писали газеты, ее показывали по телевидению, приглашали на поэтические концерты, где она выступала наравне со взрослыми. Собирала полные залы, и что удивительно, умела держать аудиторию часами, увлечь ее звуком хрупкого детского голоса! В ней сквозила трогательность, беззащитность и в то же время горькая и трагичная уверенность в том, что она, маленькая.
С Никой работали специалисты психологи, профессора медицины, экстрасенсы и поэты. Ее называли "эмоциональным взрывом, блистательным талантом, пришельцем из космоса, ребенком Пушкиным, поэтическим Моцартом", и просто "последовательницей творчества" несравненной Ахматовой. Евгений Евтушенко возил ее в Италию и Америку, она получила престижную премию в области искусства "Золотой Лев", став ее второй русской обладательницей после Анны Андреевны.
Но Анне Андреевне Ахматовой при получении премии было за шестьдесят, а Нике - 10 с небольшим. Писать без ошибок лауреат - поэтесса так и не выучилась, увы!
Однако полет к звездам обернулся трагическим пике. Как это часто происходит, Нику со временем стали забывать. Психологический стресс, который совпал с переходным возрастом, очень сильно повлиял на формирование психики Ники Турбиной. Слава исчезла так же неожиданно, как и появилась...
Ника писала стихи до 12 лет. А потом начался переходный возраст. И рифмы потерялись. Ушли. Что послужило этому причиной? Особенности взросления? Семейные драмы: мама Ники вышла второй раз замуж и отношения с отчимом, а потом и маленькой сводной сестрой не складывались? Трудно сказать...
В 16 лет Ника вышла замуж за 76-летнего профессора, уехала за границу, но уже через год сбежала от престарелого мужа. О том, что произошло после, думаю, вспоминать не стоит: пыталась учиться, разрываясь между родной Ялтой и университетом. Увлеклась алкоголем. Остановиться было очень тяжело. Случались суицидальные попытки. Возможно, в тот момент рядом не оказалось того человека, который смог бы вовремя понять сложнейший мир Ники Турбиной. А она, несмотря ни на что, продолжала творить. Однако суровая действительность жизни взяла свое.
27 мая 2002 года Нике каким то чудом удалось забраться на подоконник своей комнаты на пятом этаже. Она отправилась в последний полет, посчитав, что жить - хватит, и, оставив у себя за спиной рассуждения о нужности и ненужности, нелюбви и пустоте, истинном и неистинном даре гениальности. Несколько дней ее тело пролежало в морге института им. Склифосовского, никем не опознанное. Потом ее просто кремировали…
Цветы ей принес единственный человек - ее преподаватель на Высших режиссерских курсах Алена Александровна Галич (дочь поэта - барда Александра Галича) Вместе со своими студентами - сокурсниками Ники, Алена Александровна намерена добиваться перезахоронения праха Ники Турбиной на Ваганьковском кладбище. Она считает, что наград и престижных премий для предоставления такой "посмертной почести" у Ники Георгиевны Турбиной более, чем достаточно!
И напоследок одно из её стихотворений:
Ищите правду в самих себе,
В глаза детей почаще глядите.
А то заладили: «Распяли Христа!..»
Да вы на руки свои посмотрите.
Ведь легче узреть чужую ложь,
В нее и камень летит со свистом.
Чем ближе к сердцу — острее нож,
Еще острее — по горлу бритвой.
Ника Турбина (1974-2002 г.г.) - молодое дарование, которая уже к восьми годам была автором нескольких поэтических сборников. Ее поэзия никоим образом не была связана с детством - наоборот, она была «слишком взрослой».
